Почему те, кто видел голодающую Олесю, молчали раньше?

Недавно Хабаровск потрясла новость о жестоком убийстве маленькой Олеси её же родителями. Взбудораженная общественность поспешила обвинить в этой трагедии органы опеки, которые «недосмотрели» за горе мамашей. Она ведь уже была лишена родительских прав на первого ребёнка, а девочка долгое время ходила голодная, истощенная и никому ненужная. Такие железные аргументы приводят соседи, для которых теперь, задним умом очевидно, что трагедии можно было избежать. 

По ребёнку было всё видно – утверждают все вокруг. Одна только опека ничего не заметила. Хочется спросить: а почему же вы, видящие всё это изо дня в день, молчали? 

Горькая правда заключается в том, что это далеко не первый случай жестокого обращения с детьми в нашем городе. Это только одно из массы чудовищных происшествий, просто большинство не были преданы широкой огласки. Мы сталкиваемся с насилием над детьми не только там, где мать пьёт и регулярно меняет сожителей, но и в замещающих семьях, взявших на себя ответственность за сирот и отказников. Но, если к последним мы можем прийти в любое время и проверить условия, в которых живёт ребёнок, двери обычных семей для надзорных органов чаще всего закрыты. Государство стоит на страже неприкосновенности семьи и жилища. Выломать дверь и забрать ребёнка, если нет прямых угроз его жизни, никто не имеет права. 

Отбирать ребёнка и лишать мать родительских прав – это самая крайняя мера. Ей предшествует работа с неблагополучными семьями, которую проводят органы профилактики. Они существуют в системе образования, здравоохранения, социальной защиты, есть комиссии по делам несовершеннолетних в районах (КДН) и подразделения по делам несовершеннолетних при УВД (ПДН). Соцработники с согласия родителей помогают им в трудоустройстве, лечении от наркомании, услуги психолога, кодировку, если нужно и т.д. Но профилактические органы работают по сигналам от тех, кто может заметить, что в семье сложилась неблагоприятная для проживания ребёнка среда: соседи, родственники, воспитатели, участковые врачи, учителя. Кто-то увидел синяк на теле малыша, кто-то слышал детский плач и ругань взрослых, кто-то знает, что в квартире собирается притон.

Каждый сигнал может предотвратить трагедию. По заявлению в ближайший участок полиции на место выйдет инспектор по делам несовершеннолетних. Он попытается поговорить с родителями, попасть в квартиру, опросит соседей, составит протокол. У инспектора также есть полномочия в случае необходимости доставить ребенка в безопасное место – в приют, не дожидаясь других инстанций. Но, даже если сигнал не подтвердится в этот раз, последующие могут кардинально изменить ситуацию. Именно так мы узнаём о детях, находящихся в опасности, – по сигналам от ближайшего окружения. 

Когда работа органов профилактики не даёт результатов, они просят нас вмешаться. Если ситуация действительно аховая (пьяная мать, в доме нет еды, ребенок не ухожен и т.д.), мы ходатайствуем в УВД о сборе материала на лишение или ограничение в родительских правах. Кстати, общество, обвиняющее нас в смерти Олеси, которую вовремя не забрали у матери, так же яростно порой обвиняет органы опеки в том, что мы превышаем свои полномочия, включаем репрессивные методы, рушим семьи. 

Действительно, ребёнок часто является спасательным кругом, за который мама еще хоть как-то держится, у неё есть стимул изменить свою жизнь. Как только она его лишается, тут же идёт камнем на дно. Ребёнок же при этом попадает в так называемый круг сиротства: «меня бросили, и я своих детей брошу». Поэтому, если есть хоть малейший шанс сохранить семью, мы стараемся это сделать. 

То, что мать, обвиняемая в убийстве девочки, уже была лишена родительских прав на первого ребёнка, не значит, что она должна стоять на учёте и находиться в поле зрения органов опеки 24 часа в сутки. Закон не обязывает нас контролировать дальнейшую судьбу такой матери. И автоматически лишать её прав на второго ребёнка – тоже. Проблема ещё и в том, что неблагополучные семьи часто переезжают с места на место. Мать Олеси сменила несколько адресов в Хабаровске, где была замечена КДН. Вот и получается, что пока к семье присмотрятся, составят о ней мнение, она успевает исчезнуть из виду. 

Хочется, чтобы граждане понимали: опека и профилактические органы не всесильны. Мы не можем вмешиваться в жизнь каждой семьи. Но все сигналы отрабатываются добросовестно. Как говорится, лучше перебдеть. 

Поэтому, если вы видите во дворе малыша с потухшим взглядом, истощенного, неухоженного, проявите участие – сообщите о нём в полицию. Возможно, что тревога будет ложной. Но лучше прислушаться к внутреннему голосу, чем потом увидеть лицо этого же ребёнка в криминальной хронике.


Почему те, кто видел голодающую Олесю, молчали раньше?
Автор:

Начальник отдела по делам опеки и попечительства по Хабаровску о том, как предотвратить насилие над детьми

Почему те, кто видел голодающую Олесю, молчали раньше?

21.07.2017
Паньшина
Татьяна

Недавно Хабаровск потрясла новость о жестоком убийстве маленькой Олеси её же родителями. Взбудораженная общественность поспешила обвинить в этой трагедии органы опеки, которые «недосмотрели» за горе мамашей. Она ведь уже была лишена родительских прав на первого ребёнка, а девочка долгое время ходила голодная, истощенная и никому ненужная. Такие железные аргументы приводят соседи, для которых теперь, задним умом очевидно, что трагедии можно было избежать. 

По ребёнку было всё видно – утверждают все вокруг. Одна только опека ничего не заметила. Хочется спросить: а почему же вы, видящие всё это изо дня в день, молчали? 

Горькая правда заключается в том, что это далеко не первый случай жестокого обращения с детьми в нашем городе. Это только одно из массы чудовищных происшествий, просто большинство не были преданы широкой огласки. Мы сталкиваемся с насилием над детьми не только там, где мать пьёт и регулярно меняет сожителей, но и в замещающих семьях, взявших на себя ответственность за сирот и отказников. Но, если к последним мы можем прийти в любое время и проверить условия, в которых живёт ребёнок, двери обычных семей для надзорных органов чаще всего закрыты. Государство стоит на страже неприкосновенности семьи и жилища. Выломать дверь и забрать ребёнка, если нет прямых угроз его жизни, никто не имеет права. 

Отбирать ребёнка и лишать мать родительских прав – это самая крайняя мера. Ей предшествует работа с неблагополучными семьями, которую проводят органы профилактики. Они существуют в системе образования, здравоохранения, социальной защиты, есть комиссии по делам несовершеннолетних в районах (КДН) и подразделения по делам несовершеннолетних при УВД (ПДН). Соцработники с согласия родителей помогают им в трудоустройстве, лечении от наркомании, услуги психолога, кодировку, если нужно и т.д. Но профилактические органы работают по сигналам от тех, кто может заметить, что в семье сложилась неблагоприятная для проживания ребёнка среда: соседи, родственники, воспитатели, участковые врачи, учителя. Кто-то увидел синяк на теле малыша, кто-то слышал детский плач и ругань взрослых, кто-то знает, что в квартире собирается притон.

Каждый сигнал может предотвратить трагедию. По заявлению в ближайший участок полиции на место выйдет инспектор по делам несовершеннолетних. Он попытается поговорить с родителями, попасть в квартиру, опросит соседей, составит протокол. У инспектора также есть полномочия в случае необходимости доставить ребенка в безопасное место – в приют, не дожидаясь других инстанций. Но, даже если сигнал не подтвердится в этот раз, последующие могут кардинально изменить ситуацию. Именно так мы узнаём о детях, находящихся в опасности, – по сигналам от ближайшего окружения. 

Когда работа органов профилактики не даёт результатов, они просят нас вмешаться. Если ситуация действительно аховая (пьяная мать, в доме нет еды, ребенок не ухожен и т.д.), мы ходатайствуем в УВД о сборе материала на лишение или ограничение в родительских правах. Кстати, общество, обвиняющее нас в смерти Олеси, которую вовремя не забрали у матери, так же яростно порой обвиняет органы опеки в том, что мы превышаем свои полномочия, включаем репрессивные методы, рушим семьи. 

Действительно, ребёнок часто является спасательным кругом, за который мама еще хоть как-то держится, у неё есть стимул изменить свою жизнь. Как только она его лишается, тут же идёт камнем на дно. Ребёнок же при этом попадает в так называемый круг сиротства: «меня бросили, и я своих детей брошу». Поэтому, если есть хоть малейший шанс сохранить семью, мы стараемся это сделать. 

То, что мать, обвиняемая в убийстве девочки, уже была лишена родительских прав на первого ребёнка, не значит, что она должна стоять на учёте и находиться в поле зрения органов опеки 24 часа в сутки. Закон не обязывает нас контролировать дальнейшую судьбу такой матери. И автоматически лишать её прав на второго ребёнка – тоже. Проблема ещё и в том, что неблагополучные семьи часто переезжают с места на место. Мать Олеси сменила несколько адресов в Хабаровске, где была замечена КДН. Вот и получается, что пока к семье присмотрятся, составят о ней мнение, она успевает исчезнуть из виду. 

Хочется, чтобы граждане понимали: опека и профилактические органы не всесильны. Мы не можем вмешиваться в жизнь каждой семьи. Но все сигналы отрабатываются добросовестно. Как говорится, лучше перебдеть. 

Поэтому, если вы видите во дворе малыша с потухшим взглядом, истощенного, неухоженного, проявите участие – сообщите о нём в полицию. Возможно, что тревога будет ложной. Но лучше прислушаться к внутреннему голосу, чем потом увидеть лицо этого же ребёнка в криминальной хронике.


По теме