Блокадница Нина Медынская: детство у меня закончилось летом 1941-го

Нина Евгеньевна Медынская родилась в Ленинграде в 1934 году. Пережила ужасы блокады и эвакуацию из осаждённого города по Дороге жизни. Выросла в детском доме в Ярославской области, куда ленинградских мальчишек и девчонок привезли в 1942 году. Окончила педагогическое училище и по распределению приехала на Дальний Восток. Работала учителем начальных классов в Дурминской средней школе района имени Лазо, учителем русского языка и литературы в школах Хабаровска.

Нина Евгеньевна по сей день активно участвует в патриотическом воспитании молодежи. Награждена знаком «Жителю блокадного Ленинграда», медалью «Ветеран труда», почетным знаком правительства края «Заслуженный ветеран».

Корреспонденту ИА «Хабаровский край сегодня» ветеран рассказала о своём военном детстве.

В 1941 году Нине исполнилось семь лет. Она жила в Ленинграде с мамой и папой в двухкомнатной квартире на втором этаже. В школе еще не училась, потому что первоклассниками в те годы становились с восьми лет. Детство закончилось в июле 1941-го, одновременно с мирной жизнью.

– В июле 1941 года фашисты начали бомбить Ленинград. Железные дороги не работали, трамваи и автобусы встали. Город горел. Из-за постоянных бомбёжек дома были разрушены. Люди старались помогать друг другу. Те, чьи квартиры уцелели, пускали к себе людей, которые остались без жилья, – вспоминает Нина Евгеньевна. – Блокада началась 8 сентября. Враги окружили город со всех сторон, кроме одной, восточной, – там, где Ладожское озеро. В полной мере мы ощутили ужасы осады с сентября, когда немцы сожгли Бадаевские склады. Там хранились все продукты, от которых зависели жизни ленинградцев, продовольствия должно было хватить на 20 лет. После пожара начался голод. Завозить продукты в Ленинград было невозможно: гитлеровцы убивали всех, кто пытался покинуть город или въехать в него.
ЭксклюзивОбщество
Участник Второй мировой войны рассказал ИА «Хабаровский край сегодня» о своей жизни и службе
17 марта 2025, 10:20 0

В осажденном городе не работали заводы и фабрики, кроме перепрофилированных под нужды фронта. Закрылись магазины, остались только те, в которых по продуктовым карточкам выдавали хлеб. За ним ленинградцы часами, а порой и ночами стояли в очередях. Ждали, теряя силы, опершись о стены домов, чтобы получить крошечный, точно взвешенный кусочек. Детям и иждивенцам 125 граммов, работающим – 150. Назвать блокадный хлеб продуктом питания было сложно. Муки в осажденном городе не было, в хлеб добавляли опилки, лебеду – все, из чего можно было слепить подобие хлеба. И его не всегда можно было получить.

– Однажды мама вернулась без хлеба. Она рассказала, что, когда она подошла к продавцу, карточек у нее не оказалось. Мама говорила: «Я могла их выронить из кармана, а могли и пацаны выкрасть». Бывало и такое, залезали в карманы, воровали, потому что многие люди, обессилев, дремали в очередях или теряли сознание, – рассказывает Нина Евгеньевна.
Швейная фабрика, на которой в мирное время работала мама Нины, с началом войны закрылась, как и все предприятия города. Мама девочки состояла в отряде противовоздушной обороны. С объявлением воздушной тревоги она, как и многие женщины и подростки, отслеживала падение фугасных бомб. Члены отрядов во время воздушных налетов дежурили на чердаках и тушили упавшие бомбы, спасая от возгорания деревянные дома. Маленькую Нину мама на время своих дежурств оставляла на попечение соседей.

Горожане переживали бомбежки в бомбоубежищах.

– Это были огромные подвальные помещения. Очень сырые, темные, холодные. Вдоль стен стояли низкие лавки, на которых мы сидели, прижавшись друг к другу. Бомбежки всегда начинались ночью и продолжались очень долго. Мы почти не спали, дремали и дрожали от холода. Одежда не спасала, ее и не было. Из той, что мама раньше мне покупала, я выросла, а новую взять было негде, – рассказывает Нина Евгеньевна.
Желающие могут воспользоваться бесплатными перелётами по России и СНГ
19 марта 2025, 12:00 0

Ветеран не помнит, на каком заводе работал ее папа, предполагает только, что он находился далеко от дома, где жила семья. С начала осады Ленинграда отец домой не приходил. А во второй половине декабря с завода принесли записку, в которой сообщили, что папа умер от голода на рабочем месте. Спустя десятилетия внук Нины Евгеньевны в мемориальном телеграм-канале нашел фамилию прадеда и выяснил, на каком кладбище он похоронен.

Нина с мамой жили в своей квартире.

– У нас посередине комнаты стояла чугунная буржуйка, чтобы ее топить, мы с осени собирали по двору щепки, ветки, любые деревяшки, а зимой, когда всё было занесено снегом, рубили, все, что было в доме деревянное, лишь бы хоть как-то затопить печь, – вспоминает Нина Евгеньевна. – Надо было беречь огонь, у нас не было спичек, чтобы разжечь, если он погаснет. Света не было, свечи не продавали. От темноты спасались с помощью коптилки, которую сделали из консервной банки, вырезали из картона кружочек, вставили фитилек. Керосина, чтобы заправить коптилку, не было, жгли какой-то жировой состав. Мне постоянно было страшно, но я нашла для себя убежище: посреди комнаты стоял большой стол, и я под ним пряталась вместе со своими игрушками.
Доставать продукты с каждым днем становилось все труднее, и в последнюю неделю декабря мама Нины перестала вставать с постели. Перед Новым годом в гости пришла тетя Маруся.
– Возможно, она была моей крестной. Точно не помню. Она служила в госпитале, получала паёк и изредка приходила к нам, всегда что-то приносила. В конце декабря тётя пришла к нам с хорошими подарками. Принесла буханку хлеба, немного дров. Затопила большую мраморную печь, которую мы не разжигали с начала войны. От дров шёл такой жар, и свет, и тепло! Я просто наслаждалась, потому что не знаю сколько времени не испытывала этого, – вспоминает Нина Евгеньевна.
Региональное отделение Соцфонда России передаёт почти 17 тысяч документов об участниках Великой Отечественной войны
11 марта 2025, 09:00 0

Тетя принесла и лекарство, которое должно было подкрепить силы умирающей мамы девочки, но неосторожно поставленный на край стола стеклянный пузырек упал и разбился. Лечения мама не получила и утром первого января 1942 года умерла.

После похорон мамы тетя отвела осиротевшую девочку в детский дом. Оставить ребенка у себя не могла: с бригадой врачей отправлялась в прифронтовую полосу.

– Тетя мне говорила: «Я тебя в самый хороший детский дом отдаю!» Там было очень много детей-сирот и тех, у кого родители ушли на фронт. Жили мы в школе, спальни разместили в больших классах. Вместо кроватей поставили топчаны – набитые соломой мешки, мы на них постоянно лежали, накрывшись с головой одеялами. Не играли, почти не разговаривали и постоянно ждали, когда нас построят в коридоре, чтобы пойти в столовую. Один раз в середине дня нас выстраивали по парам и вели. Впереди шла воспитательница, а за ней через весь длинный коридор тянулся хвост из детей. В столовой рассаживали за длинные столы, каждому в руку давали стограммовый кусочек кислого хлеба. Мы его зажимали в кулак и не ели сразу, забирали с собой в спальню, чтобы потом, укрывшись одеялом, съесть. В столовой на столах перед каждым из нас стояла солдатская мисочка с супом – мутной жидкостью, в которой плавало несколько крупинок. Ни картошки, ни мяса, ничего не было. Еще давали кусочек селёдки вместо соли, потому что соли как таковой не было, а хотелось что-нибудь солененькое. Мы выпивали жидкость через край миски, ставили ее на стол и так же строем возвращались в спальню. При этом без событий не обходилось. Пацаны-то знали, что мы несём хлеб. Налетали на нас, отбирали эти кусочки, и ты хоть плачь, хоть рыдай, никто ничего не вернет, – рассказывает Нина Евгеньевна.
Бомбежки дети пережидали в своих спальнях, выводить сотни детей из многоэтажного здания и вести их в бомбоубежище было невозможно. Однажды тяжелый снаряд попал в детский дом. Воспитатели быстро вывели девочек по еще не загоревшейся черной лестнице. А утром дети подслушали разговоры и узнали, что во время ночного удара рухнуло крыло здания, в котором размещались спальни для мальчиков. Все погибли.

Детдом переехал в другое здание.

Гигиена в осажденном Ленинграде была сложнейшей проблемой. Водопровод не работал, умываться было нечем и негде. Не хватало дров даже для обогрева домов, тем более их не тратили на то, чтобы растопить снег и нагреть талую воду для мытья и стирки. За два месяца, которые Нина прожила в детдоме, дети мылись один раз.

– Однажды воспитатели нашли баки, набрали в них снег и на кухонных плитах вскипятили талую воду, чтобы помыть нас. Воду налили в деревянные кадушки, возле каждой стояла воспитательница с мочалкой и миской с жидким коричневым мылом. Грязную рваную одежду мы оставляли в первой комнате. По очереди заходили во вторую, к тому времени нас постригли наголо, чтобы избавиться от вшей. Воспитательница тёрла каждую намыленной мочалкой и отправляла к соседней кадушке. Там ковшиком смывали с нас пену, мы переходили к третьей кадушке, еще раз споласкивались и накидывали платок, чтобы вытереться. В третьей комнате нас ждало чистое белье. Вот так воспитатели организовали для нас банный день. Это было сложно, потому что детей-то много, – вспоминает Нина Евгеньевна.
Их передали жёны и матери пятерых военнослужащих
20 марта 2025, 14:05 0

В новом здании дети провели около недели. Вскоре поступило распоряжение эвакуировать детдома из Ленинграда. В марте всех, кто еще держался на ногах, ночью посадили в автобусы и повезли по льду Ладожского озера на «большую землю». Но и на пути к спасению детей каждую секунду подстерегала смерть. Мартовский лед начал таять и мог в любой момент мог треснуть под тяжестью груженых машин. К тому же, Дорогу жизни постоянно обстреливали из дальнобойных орудий. Били по машинам, дробили лед. Часто льдины расходились, и открытая вода поглощала автобусы с детьми.

Спасенных доставляли к железнодорожной ветке и садили в поезда.

– Нас посадили в товарные вагоны, пассажирских не было. На пол набросали солому, садили плотно друг к другу, чтобы мы хоть как-то согревались, – вспоминает Нина Евгеньевна.
Из прифронтовой полосы составы с людьми выбирались тяжело. Фашисты бомбили железную дорогу, при этом прекрасно видели нанесенные на вагоны обозначения о том, что едут дети. Машинисты лавировали, стараясь отвести составы от разбитых участков пути. Позже детей пересадили в пассажирские вагоны, где у каждого были своя полка, подушка и одеяло, а главное – их кормили.
– Однажды нам принесли такой вкусный обед, от него шли такие запахи, мы просто задохнулись! Каждому дали по миске супа, большому куску белого хлеба и сыра. Воспитательница ходила по вагону и говорила есть только суп. Никакого сыра, никакого хлеба нельзя, иначе заболеем и умрем, будет заворот кишок. Я сыр сразу отдала кому-то из девчат, сказала, что не люблю его. На самом деле, не помнила, что это такое и каков сыр на вкус. А хлебушек я припрятала, – рассказывает Нина Евгеньевна.
Почти 70 детских домов весной 1942 года эвакуировали в Ярославскую область. Нина оказалась в деревне Кириллово, где жила семь лет, до окончания школы.

Екатерина Гетта - о своей медали «За оборону Ленинграда»
11 марта 2020, 09:15 0

Ленинградцы спаслись от бомбежек и обстрелов, но память о смертельной опасности сохранялась. Во время гроз дети прятались в темных помещениях, грохот грома напоминал о часах воздушной тревоги.

Дети постоянно хотели есть, летом ходили в лес, собирали ягоды и дикий щавель.

– Хлеб выдавали по норме: сначала 150 грамм в день, потом 300 и далее 500 грамм. Привозили хлеб нерегулярно из другого села, где была пекарня. Он был черный-черный, и с такой острой чешуей колосьев. Наесться им было невозможно, но мы и таким дорожили и старались откладывать на черный день. Складывали кусочки в наволочки, сумок или мешочков у нас не было, – вспоминает Нина Евгеньевна.
Девочки придумали, как разнообразить скудный рацион. Ходили в деревню к хозяйкам, у которых были коровы, и обменивали хлеб на молоко. Деревенским семьям с детьми также не хватало хлеба, который выдавали по карточкам. Хозяйки с радостью брали черные куски и выносили детям из детдома кринку молока. Девочки пили из нее по очереди, считая глотки, чтобы каждой хватило.

Школу Нина окончила в 15 лет с похвальной грамотой. Выпускников детских домов в послевоенное время распределяли в училища, давая возможность получить рабочие специальности. Лучших учениц отправили в Данилов, учиться в педагогическом училище. Жить предстояло также в детском доме. В 1953 году, после окончания училища, девушке пришлось самой выбирать дальнейший жизненный путь. Из областного отдела народного образования сообщили, что 10 молодых учителей начальных классов ждут на Дальнем Востоке.

– Нас было пятеро подружек. Одна сказала, что вернется в Ленинград. А я не понимала, куда и к кому возвращаться. Тетя жила на съемной квартире, я знала, что наш дом разбомбили. Куда ехать? И я говорю: «Девчонки, что мы потеряли в этой Ярославской области? Поехали на Дальний Восток, там рыба есть!» Директор детского дома была в ужасе от того, что мы едем в какие-то неизвестные места, – рассказывает Нина Евгеньевна.
Кира Евдокимовна Зайцева много лет проработала учителем, патриотизм в детях она воспитывала на примере защитников Отечества
26 февраля 2025, 09:30 0

Выпускницам помогли собраться в дорогу. Как правило, вещи выдавали по сезону, отправляющимся в дорогу летом девушкам должны были выдать летние вещи, но директор детдома позаботилась о своих воспитанницах, которым предстояло осваиваться в незнакомом регионе с суровым климатом.

– Нам дали с собой зимние пальто, валенки, подушки, постельное белье, теплые платья, одежду для работы и дома. Директор потом призналась в письме, что рисковала своей должностью, так превышая расходы, чтобы одеть четверых девушек, – рассказывает Нина Евгеньевна.
Из Ярославской области на Дальний Восток ехали неделю. На месте пришлось быстро ориентироваться. В городские школы выпускниц не распределяли, учителей ждали в таежных селах. Девушкам дали список районов Хабаровского края и предложили выбрать, куда они хотят ехать.
– А мы откуда знаем, куда лучше? Спросили у уборщицы, в каком районе растет картошка и зреют помидоры. Знали уже, что на Дальнем Востоке длинные зимы, не везде хорошо растут овощи. Уборщица посоветовала район имени Лазо. Понравилось, что он и от Хабаровска недалеко, а мы уже узнали, что в городе есть Пединститут. Так и остались. Я работала сначала в леспромхозе села Дурмин, потом в селе Кутузовка учителем начальных классов. Окончила Пединститут и переехала в Хабаровск, 50 лет отдала работе в школе.

Блокадница Нина Медынская: детство у меня закончилось летом 1941-го
Автор:
Блокадница Нина Медынская: детство у меня закончилось летом 1941-го

Хабаровчанка рассказала о своём блокадном детстве

Блокадница Нина Медынская: детство у меня закончилось летом 1941-го
Общество, 26 марта, 15:00

Блокадница Нина Медынская: детство у меня закончилось летом 1941-го

Хабаровчанка рассказала о своём блокадном детстве

Блокадница Нина Медынская: детство у меня закончилось летом 1941-го
Фото: правительство Хабаровского края

Нина Евгеньевна Медынская родилась в Ленинграде в 1934 году. Пережила ужасы блокады и эвакуацию из осаждённого города по Дороге жизни. Выросла в детском доме в Ярославской области, куда ленинградских мальчишек и девчонок привезли в 1942 году. Окончила педагогическое училище и по распределению приехала на Дальний Восток. Работала учителем начальных классов в Дурминской средней школе района имени Лазо, учителем русского языка и литературы в школах Хабаровска.

Нина Евгеньевна по сей день активно участвует в патриотическом воспитании молодежи. Награждена знаком «Жителю блокадного Ленинграда», медалью «Ветеран труда», почетным знаком правительства края «Заслуженный ветеран».

Корреспонденту ИА «Хабаровский край сегодня» ветеран рассказала о своём военном детстве.

В 1941 году Нине исполнилось семь лет. Она жила в Ленинграде с мамой и папой в двухкомнатной квартире на втором этаже. В школе еще не училась, потому что первоклассниками в те годы становились с восьми лет. Детство закончилось в июле 1941-го, одновременно с мирной жизнью.

– В июле 1941 года фашисты начали бомбить Ленинград. Железные дороги не работали, трамваи и автобусы встали. Город горел. Из-за постоянных бомбёжек дома были разрушены. Люди старались помогать друг другу. Те, чьи квартиры уцелели, пускали к себе людей, которые остались без жилья, – вспоминает Нина Евгеньевна. – Блокада началась 8 сентября. Враги окружили город со всех сторон, кроме одной, восточной, – там, где Ладожское озеро. В полной мере мы ощутили ужасы осады с сентября, когда немцы сожгли Бадаевские склады. Там хранились все продукты, от которых зависели жизни ленинградцев, продовольствия должно было хватить на 20 лет. После пожара начался голод. Завозить продукты в Ленинград было невозможно: гитлеровцы убивали всех, кто пытался покинуть город или въехать в него.
ЭксклюзивОбщество
Участник Второй мировой войны рассказал ИА «Хабаровский край сегодня» о своей жизни и службе
17 марта 2025, 10:20 0

В осажденном городе не работали заводы и фабрики, кроме перепрофилированных под нужды фронта. Закрылись магазины, остались только те, в которых по продуктовым карточкам выдавали хлеб. За ним ленинградцы часами, а порой и ночами стояли в очередях. Ждали, теряя силы, опершись о стены домов, чтобы получить крошечный, точно взвешенный кусочек. Детям и иждивенцам 125 граммов, работающим – 150. Назвать блокадный хлеб продуктом питания было сложно. Муки в осажденном городе не было, в хлеб добавляли опилки, лебеду – все, из чего можно было слепить подобие хлеба. И его не всегда можно было получить.

– Однажды мама вернулась без хлеба. Она рассказала, что, когда она подошла к продавцу, карточек у нее не оказалось. Мама говорила: «Я могла их выронить из кармана, а могли и пацаны выкрасть». Бывало и такое, залезали в карманы, воровали, потому что многие люди, обессилев, дремали в очередях или теряли сознание, – рассказывает Нина Евгеньевна.
Швейная фабрика, на которой в мирное время работала мама Нины, с началом войны закрылась, как и все предприятия города. Мама девочки состояла в отряде противовоздушной обороны. С объявлением воздушной тревоги она, как и многие женщины и подростки, отслеживала падение фугасных бомб. Члены отрядов во время воздушных налетов дежурили на чердаках и тушили упавшие бомбы, спасая от возгорания деревянные дома. Маленькую Нину мама на время своих дежурств оставляла на попечение соседей.

Горожане переживали бомбежки в бомбоубежищах.

– Это были огромные подвальные помещения. Очень сырые, темные, холодные. Вдоль стен стояли низкие лавки, на которых мы сидели, прижавшись друг к другу. Бомбежки всегда начинались ночью и продолжались очень долго. Мы почти не спали, дремали и дрожали от холода. Одежда не спасала, ее и не было. Из той, что мама раньше мне покупала, я выросла, а новую взять было негде, – рассказывает Нина Евгеньевна.
Желающие могут воспользоваться бесплатными перелётами по России и СНГ
19 марта 2025, 12:00 0

Ветеран не помнит, на каком заводе работал ее папа, предполагает только, что он находился далеко от дома, где жила семья. С начала осады Ленинграда отец домой не приходил. А во второй половине декабря с завода принесли записку, в которой сообщили, что папа умер от голода на рабочем месте. Спустя десятилетия внук Нины Евгеньевны в мемориальном телеграм-канале нашел фамилию прадеда и выяснил, на каком кладбище он похоронен.

Нина с мамой жили в своей квартире.

– У нас посередине комнаты стояла чугунная буржуйка, чтобы ее топить, мы с осени собирали по двору щепки, ветки, любые деревяшки, а зимой, когда всё было занесено снегом, рубили, все, что было в доме деревянное, лишь бы хоть как-то затопить печь, – вспоминает Нина Евгеньевна. – Надо было беречь огонь, у нас не было спичек, чтобы разжечь, если он погаснет. Света не было, свечи не продавали. От темноты спасались с помощью коптилки, которую сделали из консервной банки, вырезали из картона кружочек, вставили фитилек. Керосина, чтобы заправить коптилку, не было, жгли какой-то жировой состав. Мне постоянно было страшно, но я нашла для себя убежище: посреди комнаты стоял большой стол, и я под ним пряталась вместе со своими игрушками.
Доставать продукты с каждым днем становилось все труднее, и в последнюю неделю декабря мама Нины перестала вставать с постели. Перед Новым годом в гости пришла тетя Маруся.
– Возможно, она была моей крестной. Точно не помню. Она служила в госпитале, получала паёк и изредка приходила к нам, всегда что-то приносила. В конце декабря тётя пришла к нам с хорошими подарками. Принесла буханку хлеба, немного дров. Затопила большую мраморную печь, которую мы не разжигали с начала войны. От дров шёл такой жар, и свет, и тепло! Я просто наслаждалась, потому что не знаю сколько времени не испытывала этого, – вспоминает Нина Евгеньевна.
Региональное отделение Соцфонда России передаёт почти 17 тысяч документов об участниках Великой Отечественной войны
11 марта 2025, 09:00 0

Тетя принесла и лекарство, которое должно было подкрепить силы умирающей мамы девочки, но неосторожно поставленный на край стола стеклянный пузырек упал и разбился. Лечения мама не получила и утром первого января 1942 года умерла.

После похорон мамы тетя отвела осиротевшую девочку в детский дом. Оставить ребенка у себя не могла: с бригадой врачей отправлялась в прифронтовую полосу.

– Тетя мне говорила: «Я тебя в самый хороший детский дом отдаю!» Там было очень много детей-сирот и тех, у кого родители ушли на фронт. Жили мы в школе, спальни разместили в больших классах. Вместо кроватей поставили топчаны – набитые соломой мешки, мы на них постоянно лежали, накрывшись с головой одеялами. Не играли, почти не разговаривали и постоянно ждали, когда нас построят в коридоре, чтобы пойти в столовую. Один раз в середине дня нас выстраивали по парам и вели. Впереди шла воспитательница, а за ней через весь длинный коридор тянулся хвост из детей. В столовой рассаживали за длинные столы, каждому в руку давали стограммовый кусочек кислого хлеба. Мы его зажимали в кулак и не ели сразу, забирали с собой в спальню, чтобы потом, укрывшись одеялом, съесть. В столовой на столах перед каждым из нас стояла солдатская мисочка с супом – мутной жидкостью, в которой плавало несколько крупинок. Ни картошки, ни мяса, ничего не было. Еще давали кусочек селёдки вместо соли, потому что соли как таковой не было, а хотелось что-нибудь солененькое. Мы выпивали жидкость через край миски, ставили ее на стол и так же строем возвращались в спальню. При этом без событий не обходилось. Пацаны-то знали, что мы несём хлеб. Налетали на нас, отбирали эти кусочки, и ты хоть плачь, хоть рыдай, никто ничего не вернет, – рассказывает Нина Евгеньевна.
Бомбежки дети пережидали в своих спальнях, выводить сотни детей из многоэтажного здания и вести их в бомбоубежище было невозможно. Однажды тяжелый снаряд попал в детский дом. Воспитатели быстро вывели девочек по еще не загоревшейся черной лестнице. А утром дети подслушали разговоры и узнали, что во время ночного удара рухнуло крыло здания, в котором размещались спальни для мальчиков. Все погибли.

Детдом переехал в другое здание.

Гигиена в осажденном Ленинграде была сложнейшей проблемой. Водопровод не работал, умываться было нечем и негде. Не хватало дров даже для обогрева домов, тем более их не тратили на то, чтобы растопить снег и нагреть талую воду для мытья и стирки. За два месяца, которые Нина прожила в детдоме, дети мылись один раз.

– Однажды воспитатели нашли баки, набрали в них снег и на кухонных плитах вскипятили талую воду, чтобы помыть нас. Воду налили в деревянные кадушки, возле каждой стояла воспитательница с мочалкой и миской с жидким коричневым мылом. Грязную рваную одежду мы оставляли в первой комнате. По очереди заходили во вторую, к тому времени нас постригли наголо, чтобы избавиться от вшей. Воспитательница тёрла каждую намыленной мочалкой и отправляла к соседней кадушке. Там ковшиком смывали с нас пену, мы переходили к третьей кадушке, еще раз споласкивались и накидывали платок, чтобы вытереться. В третьей комнате нас ждало чистое белье. Вот так воспитатели организовали для нас банный день. Это было сложно, потому что детей-то много, – вспоминает Нина Евгеньевна.
Их передали жёны и матери пятерых военнослужащих
20 марта 2025, 14:05 0

В новом здании дети провели около недели. Вскоре поступило распоряжение эвакуировать детдома из Ленинграда. В марте всех, кто еще держался на ногах, ночью посадили в автобусы и повезли по льду Ладожского озера на «большую землю». Но и на пути к спасению детей каждую секунду подстерегала смерть. Мартовский лед начал таять и мог в любой момент мог треснуть под тяжестью груженых машин. К тому же, Дорогу жизни постоянно обстреливали из дальнобойных орудий. Били по машинам, дробили лед. Часто льдины расходились, и открытая вода поглощала автобусы с детьми.

Спасенных доставляли к железнодорожной ветке и садили в поезда.

– Нас посадили в товарные вагоны, пассажирских не было. На пол набросали солому, садили плотно друг к другу, чтобы мы хоть как-то согревались, – вспоминает Нина Евгеньевна.
Из прифронтовой полосы составы с людьми выбирались тяжело. Фашисты бомбили железную дорогу, при этом прекрасно видели нанесенные на вагоны обозначения о том, что едут дети. Машинисты лавировали, стараясь отвести составы от разбитых участков пути. Позже детей пересадили в пассажирские вагоны, где у каждого были своя полка, подушка и одеяло, а главное – их кормили.
– Однажды нам принесли такой вкусный обед, от него шли такие запахи, мы просто задохнулись! Каждому дали по миске супа, большому куску белого хлеба и сыра. Воспитательница ходила по вагону и говорила есть только суп. Никакого сыра, никакого хлеба нельзя, иначе заболеем и умрем, будет заворот кишок. Я сыр сразу отдала кому-то из девчат, сказала, что не люблю его. На самом деле, не помнила, что это такое и каков сыр на вкус. А хлебушек я припрятала, – рассказывает Нина Евгеньевна.
Почти 70 детских домов весной 1942 года эвакуировали в Ярославскую область. Нина оказалась в деревне Кириллово, где жила семь лет, до окончания школы.

Екатерина Гетта - о своей медали «За оборону Ленинграда»
11 марта 2020, 09:15 0

Ленинградцы спаслись от бомбежек и обстрелов, но память о смертельной опасности сохранялась. Во время гроз дети прятались в темных помещениях, грохот грома напоминал о часах воздушной тревоги.

Дети постоянно хотели есть, летом ходили в лес, собирали ягоды и дикий щавель.

– Хлеб выдавали по норме: сначала 150 грамм в день, потом 300 и далее 500 грамм. Привозили хлеб нерегулярно из другого села, где была пекарня. Он был черный-черный, и с такой острой чешуей колосьев. Наесться им было невозможно, но мы и таким дорожили и старались откладывать на черный день. Складывали кусочки в наволочки, сумок или мешочков у нас не было, – вспоминает Нина Евгеньевна.
Девочки придумали, как разнообразить скудный рацион. Ходили в деревню к хозяйкам, у которых были коровы, и обменивали хлеб на молоко. Деревенским семьям с детьми также не хватало хлеба, который выдавали по карточкам. Хозяйки с радостью брали черные куски и выносили детям из детдома кринку молока. Девочки пили из нее по очереди, считая глотки, чтобы каждой хватило.

Школу Нина окончила в 15 лет с похвальной грамотой. Выпускников детских домов в послевоенное время распределяли в училища, давая возможность получить рабочие специальности. Лучших учениц отправили в Данилов, учиться в педагогическом училище. Жить предстояло также в детском доме. В 1953 году, после окончания училища, девушке пришлось самой выбирать дальнейший жизненный путь. Из областного отдела народного образования сообщили, что 10 молодых учителей начальных классов ждут на Дальнем Востоке.

– Нас было пятеро подружек. Одна сказала, что вернется в Ленинград. А я не понимала, куда и к кому возвращаться. Тетя жила на съемной квартире, я знала, что наш дом разбомбили. Куда ехать? И я говорю: «Девчонки, что мы потеряли в этой Ярославской области? Поехали на Дальний Восток, там рыба есть!» Директор детского дома была в ужасе от того, что мы едем в какие-то неизвестные места, – рассказывает Нина Евгеньевна.
Кира Евдокимовна Зайцева много лет проработала учителем, патриотизм в детях она воспитывала на примере защитников Отечества
26 февраля 2025, 09:30 0

Выпускницам помогли собраться в дорогу. Как правило, вещи выдавали по сезону, отправляющимся в дорогу летом девушкам должны были выдать летние вещи, но директор детдома позаботилась о своих воспитанницах, которым предстояло осваиваться в незнакомом регионе с суровым климатом.

– Нам дали с собой зимние пальто, валенки, подушки, постельное белье, теплые платья, одежду для работы и дома. Директор потом призналась в письме, что рисковала своей должностью, так превышая расходы, чтобы одеть четверых девушек, – рассказывает Нина Евгеньевна.
Из Ярославской области на Дальний Восток ехали неделю. На месте пришлось быстро ориентироваться. В городские школы выпускниц не распределяли, учителей ждали в таежных селах. Девушкам дали список районов Хабаровского края и предложили выбрать, куда они хотят ехать.
– А мы откуда знаем, куда лучше? Спросили у уборщицы, в каком районе растет картошка и зреют помидоры. Знали уже, что на Дальнем Востоке длинные зимы, не везде хорошо растут овощи. Уборщица посоветовала район имени Лазо. Понравилось, что он и от Хабаровска недалеко, а мы уже узнали, что в городе есть Пединститут. Так и остались. Я работала сначала в леспромхозе села Дурмин, потом в селе Кутузовка учителем начальных классов. Окончила Пединститут и переехала в Хабаровск, 50 лет отдала работе в школе.

Поделиться
Поделиться
Отправить
По теме