Главное
Общество, 24 ноября, 10:16

110-летний юбилей Всеволода Сысоева отмечают в Хабаровском крае

Почётный гражданин Хабаровска, писатель и учёный стал ещё и прообразом памятника Ерофею Хабарову

110-летний юбилей Всеволода Сысоева отмечают в Хабаровском крае
Фото: архив Ольги Сысоевой

Сегодня в Хабаровском крае отмечают 110-летие со дня рождения общественного деятеля, почётного гражданина Хабаровска Всеволода Петровича Сысоева. Он прожил счастливую жизнь, которую начинал как охотник, а стал писателем, чья биография занесена в Британскую энциклопедию выдающихся людей планеты, сообщает ИА «Хабаровский край сегодня».
«Встречался с сильными и мужественными людьми. Ничто не может сравниться с тем, что я испытал, когда связывал лапы молодой тигрице. В них не было злобы – гордое сознание своей силы!», - написал Всеволод Петрович Сысоев в предисловии к одной из своих книг.
Если сложить все, что Сысоев объездил и обошел пешком, то получится тропа вокруг земного шара.
Существует мнение, будто хорошая детская книжка обязательно должна быть хороша и для взрослых. На самом деле бывает по-разному. Есть книги, которыми восхищаются в детстве, но взрослому их прочитать невозможно. Есть книги, которые навсегда остаются детскими, но мы читаем их с удовольствием. И есть книги, которые перестают быть детскими, когда мы сами взрослеем, - они живут, и возраст их меняется, как у всякого живого существа.  

Когда-то в детстве попала мне в руки книга Всеволода Сысоева «Удивительные звери». Это была любовь с первой строчки. Раз и навсегда. После «Золотой Ригмы» я прочитал «Амурские звероловы», «Хозяин Малого Хингана» -   с тех пор моим любимейшим писателем стал Всеволод Сысоев. Я тогда не знал, жив он или нет, где он живет, рядом или на другом конце света. Он не мог быть близко, он был, как всякий охотник, где-то в неведомом краю. А еще в книжке были замечательные рисунки: на одном из них был изображен писатель - кряжистый охотник с бородой и ружьем.
...Сейчас обещают усиление ветра и налипание снега на провода. А я перечитываю Сысоева. Читаю, как всегда, понемногу, чтобы на подольше хватило. Но вижу - тает, тает книга. И почему так обидно от этого таяния, тихого убывания страниц? Книга Сысоева, будто заглянул в печку горящую. Этот внутренний жар в холодных снегах, где он был на краю жизни и смерти.
Прошли годы, когда я увидел Всеволода Петровича Сысоева. Оказалось, что живет писатель в Хабаровске, на улице Фрунзе. «Найти меня не трудно», - сообщил голос с хрипотцой по телефону. Эта встреча осталась в памяти на всю жизнь. И сама обстановка этого разговора, кабинет писателя тоже остались в памяти как что-то необычное. Квартира, больше похожая на охотничью избу, повсюду книги с авторскими надписями Окладникова, Ганзелки, Зикмунда и других.

В экспозиции представлены личные вещи и фотографии знаменитого учёного и писателя
12 ноября 2021, 11:41 0

Сомневаюсь, что среди этого библиофильского изобилия нашлась хотя бы одна книга, не прочитанная с карандашом в руках. Взгляд впитывал детали: заваленный рукописями, папками стол, фотографии, картины.

Запомнилась одна из них: в зимнем лесу охотник сидит верхом на тигре, обхватив зверя голыми руками. Сначала я подумал, что это сам Сысоев - окладистая борода и суровый облик были похожи, но на картине Иван Богачев - легендарный тигролов.

«Пётр Сысоев - не мой отец!»
        Не «лежит» душа моя, чтобы сухими биографическими строками обозначить мою любовь к нему. Мне хочется рассказать о живом Сысоеве. О его походке, как он ступал прямо на носок, не дожидаясь, пока каблук коснется земли, весь устремленный в будущее.
Лучше просто как бы дать возможность самому Сысоеву рассказать о себе.

Большую часть своих книг Всеволод Петрович не писал, а надиктовывал дочери Ольге; год за годом терял зрение, и ему оставалось надеяться лишь на память сердца. Сегодня мы узнаем, что мать Сысоева была «кухаркой», хотя происходила из обедневшего польского дворянского рода. Отчим – рабочий железнодорожных мастерских. «Петр Сысоев, чье имя я ношу, - не мой отец. Это отчим. Моим, как теперь говорят, биологическим отцом был дворянин по фамилии Иевлев», - признался он Ольге Всеволодовне незадолго до смерти.       
«Детство папы проходило в Смоленске у тетушки – княжны, - вспоминает Ольга Сысоева. - Воспитывался он как барин, ему рано подарили лошадь, на которой он ездил верхом с четырех лет, а в двенадцать он получил в подарок настоящее охотничье ружье. Умение обращаться с лошадьми и оружием много раз спасало ему жизнь.
Каким мальчишкой был Сева? Да сорванцом, причем заводилой. Он целыми днями пропадал на берегу моря, купался до посинения. Нырял и плавал он замечательно. Любил опуститься на дно и открытыми глазами рассматривать подводный мир. Еще научился мастерски ловить крабов. Никто не мог сравниться с ним в этом.
В школе он учился без особых успехов, а с русским языком вообще были проблемы. Ежегодно летом он занимался с репетитором, чтобы не стать второгодником.   А после седьмого класса он наотрез отказался возвращаться в школу. Мама вынуждена была определить сына учеником к знакомому слесарю-сантехнику, так что трудовую жизнь Всеволод Сысоев начал довольно рано. И навыки этой профессии сохранил на всю жизнь: когда мы стали жить в благоустроенном доме, всю нашу сантехнику папа приводил в порядок сам.
Ну а что касается русского языка, то с грамматикой папа не дружил, писал с ошибками. Объяснял это тем, что в детстве ему пришлось осваивать несколько языков: у тетушки на Смоленщине он овладел польским, а когда переехал в Ялту, то в школе кроме русского учил и татарский. А украинский освоил, когда с матерью бежали от голода в Крыму и пешком прошли всю Украину до Харькова. Передвигались от села к селу, останавливались, нанимались на работу и, набравшись сил, продолжали путь. Вышли из дома в Ялте ранней весной, а прибыли в Долголятку под Смоленском поздней осенью. И хотя в детстве папа много читал, грамматикой русского так и не овладел. Но зато в совершенстве овладел устной русской речью. Каким потрясающим рассказчиком он был!
Позже мне довелось работать с отцом в Хабаровском краеведческом музее. Когда он вел экскурсию по музею, посетители слушали его, разинув рты».
«Если уж арестовывать, то и меня…»
В детстве Сысоев мечтал стать кавалеристом. Ведь его дядя был директором конезавода на Смоленщине.
«Когда он с мамой перебрался в Крым, и его стихией стало Черное море, стал мечтать о морских путешествиях, - продолжает Ольга Сысоева. - После школы пытался поступить в Одесское мореходное училище, но не был принят. Была еще одна попытка связать свою судьбу с морем - поступить в Ленинградскую школу водолазов, но и тут сорвалось: когда папа прибыл в школу, набор уже завершился. Он не расстроился. Вспомнил, что на Смоленщине живет его вторая мама.
К этому времени на селе создавались колхозы, ликбезы. Позже, уже в преклонном возрасте, он удивлялся, как местные власти доверяли ему, совсем молодому парню, такое серьезное дело, как агитация за вступление в колхоз. И он справлялся, своей искренностью подкупал крестьян, и они верили ему. А когда началось раскулачивание и коснулось непосредственно его дядюшки, папа в полном недоумении не знал, что и сказать. К счастью, крестьяне отстояли свой конезавод, и дядя остался его директором.
Он задумался о профессии. Вернулся на работу в Курорттрест слесарем, поступил на курсы подготовки для поступления в вуз, потому что решил стать инженером. Его заметили коммунисты Ялты и порекомендовали возглавить молодежную организацию. Так он стал первым секретарем горкома комсомола. Время было тревожное, через Ялту шел поток контрабанды, комсомольцы ловили «уголовный элемент».
После окончания курсов отец в 1932 году отправился в Москву поступать в Бауманку (Московское высшее техническое училище им. Баумана. - Прим. авт.). Правда, Бауманка его разочаровала. Вот почему папа перешел в Институт пушно-мехового хозяйства. Причиной тому стала его охотничья страсть. Учился он с упоением, был лучшим студентом, получая благодарности от преподавателей и повышенную стипендию за успехи в учебе.

Студенческие годы Всеволода Сысоева пришлись на время репрессий. На последнем курсе отец проходил практику в экспедиции по Архангельской области. Нависла угроза ареста начальника экспедиции, человека честного. Папа так возмутился несправедливостью, что написал письмо Сталину: «Если уж арестовывать, то и меня…».
Было еще одно письмо Сталину. Став охотинспектором, он много разъезжал по краю и видел, как плохо вооружены охотники. Тогда он обратился к Сталину: «Мне стыдно, что мы победили в такой войне, так прекрасно вооружили нашу армию, а охотники идут в лес с ружьями образца прошлого века…».

Вскоре его вызвали в спецотдел и дали прочитать и расписаться в получении ответного письма, в котором сообщалось, что на вооружение дальневосточных охотников выделяется несколько тысяч карабинов».

«Соболя то? Да что мышей!»
Когда он говорил о природе, невозможно было рыться в телефоне, спать, скучать, смотреть на часы. Время останавливалось. Хотелось запоминать, цитировать, записывать. Говорил он удивительно: очень точно, подмечая детали. Меня поразило, что Сысоев кабанов называл «людьми». Я спросил его об этом, он сослался на Дерсу: «Его всё равно - только рубашка другой. Всё равно - люди…».

Сысоев среди охотников буквально почитался за святого. Однажды его спросили: «Что является главным делом вашей жизни?». Ответ был неожиданный: «В 1939 году я завез в край норку и ондатру. Расселились звери, прижились. И теперь думают, что так было всегда. Наверное, в этом есть моя заслуга. И еще в том, что я создал первый в СССР соболиный рассадник, который за семь лет дал 4200 соболей. Бобра завез, и он прижился. Я открывал зверосовхозы. Их было десять в Хабаровском крае. Я счастлив тем, что спас от полного истребления длинношерстного тигра, защитил калана и лебедя. Сегодня их занесли в Красную книгу».

Вернемся к запискам Ольги Сысоевой. «К соболю у моего отца было особое отношение. «Соболь просится в руки человека!» - слышала я от отца. Помню, как привозили в подвал клетки с соболями, мы бегали смотреть на них. Зверьки были очень симпатичны. Потом клетки увозили в аэропорт, откуда самолётом развозили по всему краю. Всю зиму продолжалась эта работа: встречали одну партию соболей, провожали другую.

О бренде Хабаровского края рассказали в сказочной форме на весь мир
03 мая 2018, 17:30 0

Довелось мне в 1990 году участвовать в музейной экспедиции на реке Мае. В одном из сёл мы беседовали с женщиной-охотницей. Она в сердцах корила соболя: «Стало так много соболей, что совсем исчезла белка!».

В другой раз мы с отцом услышали от промысловика из посёлка Медвежий:
- На кого охотитесь?
- Да на соболя, конечно.
- А много ль его в лесу?
- Соболя то? Да что мышей!

Отец вспоминал, как трудно шли работы по расселению соболей. Многие не верили в успех дела, считали, что затраты не окупятся, что лучше запретить охоту на соболя и смириться с тем, что он исчезает. Сокрушался, что закрыли соболиный рассадник, что не дали довести до конца дело по их клеточному разведению. А ведь рассадник дважды был участником ВДНХ в Москве.

Прибывших из Белоруссии первых 60 бобров отец сам лично грузил на катер, вывозил на реку Немпту и выпускал».

«А мне зачтётся там, на небесах...»
«Во время войны Сысоев не только остался жив, но даже не был ранен. И хотя ему не довелось попасть на западный фронт, в Маньчжурии он прочувствовал в полной мере, что такое война. Позже сказал: «А мне зачтется там, на небесах, что на войне я не только не убил ни одного человека, но спас от смерти несколько сотен людей».

Сысоев имел броню, его не должны были призывать в армию. Но он считал, что защищать Отечество от врагов - святое дело мужчины. Мало того, сразу стал готовить себя к отправке на фронт, на Запад. Но его направляли на разные виды учебы: в войска химзащиты, на интендантские и офицерские курсы. Он просился на фронт, а его командировали сначала в батальон связи, который стоял в Озерной Пади в Приморье, потом перевели в медсанбат, в составе которого он воевал в Маньчжурии.

Медсанбат не принимал участия в боях, но случались моменты, когда отец чувствовал дыхание смерти, что называется, в затылок. Однажды мама получила от него письмо: «Если такие бои будут длиться еще несколько дней, от нашего медсанбата не останется ни одного человека».

Доброту Сысоев называл «подельчивостью». Хлебосольство у него было в крови. Сам он был удивительно «подельчивым» человеком. Кто только не захаживал к нам на Фрунзе, о ком только не хлопотал отец.

Помню, как зимой приходили к нам папины друзья-охотники. Скромные, немногословные. Расходились поздно, а утром я просыпалась от шагов. Папа уже одет по лесному: короткая солдатская шинель, на ногах - мягкие ичиги из лосиной кожи, на голове - простая шапка. За спиной - рюкзак и ружьё в чехле. Расстаёмся на месяц.

Но вот я опять просыпаюсь от шума. Вернулся отец! У меня от радости перехватывает дыхание. Затаскиваются туши кабанов, медведей. Комната наполняется запахами дыма, леса, мороза. Папа достает «лисичкин хлеб», орешки, нет ничего вкуснее этих нехитрых гостинцев!
Туши зверей оттаивали, с них снимали шкуры, разделывали на куски, раскладывали по мешочкам и свёрткам. А дальше начиналась моя работа: разнести по многочисленным адресам папиных друзей и знакомых гостинцы к Новому году. Куски мяса, которые оставлялись на питание семьи, переносились в сарай и перекладывались снегом в больших ящиках из под ружей.

Когда папа уже не мог охотиться, он ездил на зимнюю рыбалку в Мариинское. Щук и сигов привозил мешками, и опять, как в детстве, я разносила гостинцы людям».

Как Сысоев стал Хабаровым
А еще Сысоев был деканом географического факультета Хабаровского пединститута. Он изменил географию полевых практик студентов. До него студенческие отчёты пылились в шкафах. Сысоев направлял студентов в районы края, а отчеты ложились в основу справочников. Первым был обследован Кур-Урмийский район.

Довелось ему инспектировать нерестилища кеты, будучи сотрудником «Амуррыбвода». Всего одна экспедиция дала материал для книги «Светлые струи Амгуни» и потрясающего рассказа «Ход до смерти».

Двенадцать лет жизни Сысоев отдал Хабаровскому краеведческому музею.
- Музею я обязана сближению с отцом, потому что в 1965 году он попросил меня возглавить созданный им отдел природы, - говорит Ольга Сысоева.
При нем музей удостоился звания «Лучший музей РСФСР». Экспонатом номер один сегодня является берлога гималайского медведя с её обитателем. Многие годы отец искал подходящую берлогу. Наконец в 1962 году она нашлась. Устроил её медведь в дупле вековой лиственницы на высоте с девятиэтажный дом. Дерево в три обхвата. Надо было повалить его так, чтобы ствол не развалился. Эту задачу выполнили лесорубы с помощью трактора и лебёдки. Потом срез дерева с берлогой вывозили из леса по бездорожью, при этом трактор увяз в болоте, трактористу пришлось заночевать в лесу. И вот теперь этот медвежий «небоскреб» стоит в музее и удивляет всех посетителей.

ЭксклюзивНаш край
Автор памятника выдвинул новую версию гибели знаменитого проводника Арсеньева
16 июля 2020, 15:30 0

Выдающимся экспонатом музея отец считал панораму «Волочаевская битва». В России нет панорам, посвященных Гражданской войне. Удалась она не только потому, что писали её лучшие художники студии Грекова, а ещё и потому, что для них были созданы все условия натурного плана. Жили они весь февраль в самой Волочаевке, была организована инсценировка небольшого эпизода штурма сопки со всеми фортификационными сооружениями. В «штурме» принимали участие воины одного из подразделений Дальневосточного военного округа.
Хотите увидеть моего отца? Идите на вокзальную площадь Хабаровска, подойдите к памятнику Хабарову и смотрите. Перед вами стоит Всеволод Петрович Сысоев. «Эк занесло любящую дочь!» - скажете вы. Нет, не занесло. Ведь прообразом Хабарова стал мой отец.
А дело было так. Жил в Хабаровске скульптор - А.П. Мильчин. К столетию со дня основания города ему поручили создать памятник Хабарову. Когда Мильчин принес в крайисполком проект памятника, то работу не приняли: «Не похож Хабаров на русского казака!» - «Да портрета Хабарова нет!» - «Как нет! Есть в Хабаровске человек - это Сысоев с бородой. Вот с него и лепи!».

«Рай существует не где-то, а здесь, на Земле»
Последний раз общаться с Сысоевым довелось, когда чересполосица здоровья – нездоровья у него сползла в сторону неотвязных болячек, интервью он почти никому не давал.
С третьего захода я добился-таки приглашения. Речь зашла об Окладникове. Сысоев открыл дверцы книжного шкафа, извлек книгу в бумажной обложке. А потом показал фотографию, размашистую надпись: «Другу моему дорогому Всеволоду Петровичу, поэту амурской тайги…».

Снимок этот известен: у костра сидят Сысоев с Окладниковым, о чем-то живо беседуют. Дружба эта началась в конце 50-х годов прошлого века. Вспомнил Сысоев, как в Кондоне он купил за бутылку водки берестяную оморочку. Эта нанайская оморочка была восемь метров в длину. Пришлось перегонять эту «ладью» сплавом до Комсомольска. На борт теплохода оморочку не принимали. Только сославшись на то, что она нужна для съемок фильма с участием самого Окладникова, лодку провезли до Хабаровска. Кстати, эту оморочку можно увидеть сегодня в музее.

Во время нашего последнего разговора показал Сысоев роскошное издание «Золотой Ригмы» на японском языке. С его языка слетело:
- «Море лесов» - это не плохо, только обидно за лес: море морем, а лес сам по себе не хуже, по мне, так и лучше моря!
Посетовал о том, что нельзя перевести его рассказы так, как написано, - во всей непереводимой простоте. Как нельзя перевести небо и землю: земля есть земля, небо есть небо. Поэтому миру еще предстоит открыть Сысоева.

У меня сохранилась эта запись на диктофоне. Голос у Всеволода Петровича был ни на кого не похожим. Слово «старик» не шло к нему. Никаких старческих признаков – одышки, жирка на животе, ошибок памяти. Богатырская фигура, легкая походка. Он казался из тех, над кем годы пролетают, не задевая, - долгожитель.

Внезапная смерть его супруги подкосила его. Я не видел больного мужественнее Сысоева. Ни стона, ни жалобы. Вообще ни слова о беспощадно мучительном, уносившем его силы.
Брак с Екатериной Максимовной он считал самым счастливым на Земле. Он называл ее своим ангелом-хранителем, другом и спасителем. Считал, что всё лучшее, что он сделал в жизни, случилось потому, что рядом с ним была она.

К чему же он пришёл в конце своего пути? Какова квинтэссенция его наследия, которое он нам оставил?
- Рай существует не где-то, а здесь, на Земле. Я его часто вижу. Я уезжаю на дачу к себе, хожу в лес, слышу, как птицы поют, падает снег. Это же все чудеса нашей жизни. Прежде чем ругать темноту, надо зажечь свою свечку! - ответил Всеволод Петрович.
Всеволод Петрович Сысоев прожил счастливую жизнь. Начинал как охотник, а стал писателем, чья биография занесена в Британскую энциклопедию выдающихся людей планеты. А еще Сысоев - лауреат национальной премии Минина и Пожарского «Достойному гражданину - благодарная Россия». Но выше всего для него было звание Почетного гражданина Хабаровска.

Вот еще один урок Сысоева - не для одних пишущих. Сколько лет Сысоев обивал пороги чиновников, пробивая идею установления монумента графу Муравьеву-Амурскому, В.К. Арсеньеву. Благодаря Сысоеву появился памятник Дерсу Узала на Хехцире, обелиск на Петровской косе в честь Амурской экспедиции Г. Невельского, а в поселке Улья Охотского района – первопроходцу И. Москвитину, мемориальная доска его любимому писателю М. Шолохову в Хабаровске. Не без его участия создан зоосад, названный его именем. В нем собрано всё самое лучшее - его любимые звери. А один из горных хребтов Сихотэ-Алиня стал Сысоевым.

И поднимая глаза от страницы, вдруг понимаешь важность всего. Вот этой точки в конце предложения. Березового листа, залетевшего на подоконник.

Сысоев называл это веяние «сквознячком». Он говорил: «Между словами должен сквознячок пробегать».

Сысоев рассказал случай, когда он зимой за сутки прошел в тайге полсотни километров с тяжелым рюкзаком за плечами, чтобы успеть к поезду - успеть сесть за новогодний стол с женой и детьми.   

- Лучшие минуты жизни! – сказал он.
           Что может быть на свете проще.
И как всё это хорошо!

Поделиться
Поделиться
Отправить
По теме