Губернатор Хабаровского края Вячеслав Шпорт рассказал журналу «
Русский Пионер», что с самого детства с нефтью на «ты». Знает ее изнутри. С изнанки Комсомольского нефтеперерабатывающего. Со стороны деревянных бараков. Всего этого уже нет, но благодаря Вячеславу Ивановичу вы увидите все это, почувствуете запах нефтяной рыбы и ощутите вкус картошки на пару. ИА «Хабаровский край сегодня» публикует текст интервью.
Я родился и вырос в Хабаровском крае, в городе Комсомольск-на-Амуре. Тогда для нас, комсомольских мальчишек 50–60-х годов, было два главных места притяжения — нефтеперерабатывающий и авиационный заводы (ныне — КНААЗ).
До 16 лет наша семья: мама и две старшие сестры — жили в поселке нефтяников (ныне — Ленинский округ Комсомольска-на-Амуре), в деревянном одноэтажном бараке, который стоял практически под забором нефтезавода (сейчас — Комсомольский НПЗ, принадлежит компании «Роснефть») и в двух шагах от военного аэродрома.
Поэтому что такое нефть и самолеты, я знал очень хорошо с самого детства.
Сегодня нефтезавод — это современнейшее предприятие, экология, безотходное производство. Тогда же все было по-другому. В те годы построили на заводе первую коксовую установку, и едкий запах сероводорода распространялся на весь рабочий поселок.
Тогда нам старшие говорили: если есть запах, значит, завод работает, значит, жизнь продолжается. Главным для людей того поколения было предприятие и производство, а уже потом — бытовые удобства.
Я частенько бегал на НПЗ к сестрам, которые там работали. По заводу было ходить невозможно: грязно, весь пол в нефтяных пятнах. Зато, как сейчас помню, там была отличная баня и вкусная картошка, которую готовили на пару…
Вокруг завода были отстойники — большие ямы правильной формы с отходами нефтепереработки. Если упадешь туда, то все, пиши пропало, не найдет никто.
Но нам, мальчишкам, такое соседство было только в радость. Бросишь, бывало, камешек в яму «блинчиком», он сразу не тонет, лежит сверху — такая плотная, густая масса скапливалась там. А сколько раз мы пытались поджечь эту нефтяную лужу! Но она ни в какую не горела. Зато если эту жидкость бросить в пылающий костер, то сразу возникал густой столб дыма. Его немедленно замечали из заводской пожарной части. Конечно же, пожарные приезжали быстро, но бегали мы еще быстрее…
Я часто гулял по тем местам со своей собакой Буяном, который был прекрасно надрессирован приносить мне палку. Однажды я бросил палку, но не рассчитал силу броска, и она угодила прямо в яму с нефтепродуктами! Буян за ней! Пес сначала не понял, что произошло: плыть толком не может, тонет в нефтяной жиже... Кое-как он все же доплыл до берега, вышел на твердую землю да как бросился от меня подальше! Еле-еле поймал бедолагу Буяна. Потом мы его месяца два отмывали всей семьей! Из специальных средств тогда было только хозяйственное мыло.
Еще рядом с нефтезаводом находилось озеро Хорпинское. Оно, впрочем, есть там и сейчас. Но тогда в озеро постоянно стекали отходы от нефтепереработки. Текли они из резервуаров по внушительных размеров канаве, глубина которой была метра четыре. Причем эта непонятная жидкость (водой ее язык не повернется назвать) всегда была горячей, так что в озере можно было купаться круглый год. Что мы, собственно говоря, и делали. Сейчас, как вспомню, невольно вздрагиваю…
А еще в этом озере было видимо-невидимо карасей и сазанов. Наловишь их быстро, отнесешь домой — и сразу же на сковородку. Запах жареной нефтяной рыбы распространялся на весь барак. Но съедали рыбу быстро, отвращения это не вызывало. Тогда и выбора особого не было.
Это сейчас Комсомольск инженерная столица Дальнего Востока, город, в котором выпускают истребители пятого поколения Т-50… Комсомольск в те годы — это город, где ничего невозможно было достать, всегда пустые полки в магазинах…
Только так, вспомнив про свое детство, можно осознать, как изменилась наша жизнь. Дети, которые растут сейчас, вряд ли поймут нас. Достаточно сказать, что жили мы в окружении не только заводов, но и исправительных колоний. Город начинался в глухой дальневосточной тайге в 30-е годы. И строили его, конечно, не только комсомольцы-добровольцы. Самые тяжелые работы пришлись на долю заключенных. Наш барак тоже построили зэки. Город тогда состоял из участков, а не улиц и проспектов, как сейчас. Первый, второй участок, затем их переименовали в поселки…
Но хотя нефтяной завод в то время считался главным предприятием в городе, больше всего меня тянуло к аэродрому авиазавода, где испытывали военные самолеты. К тому же я с детства мечтал стать летчиком. Но мои шансы воплотить мечту в жизнь равнялись нулю.
Летных училищ в крае не было, как не было у нашей семьи ни денег, ни «блата», чтобы мне уехать куда-то учиться летному делу. Но все равно я свою жизнь связал с авиацией, пусть и в другом качестве, дослужившись до руководителя того самого авиационного завода, чем очень горжусь.
Но запах нефтяных карасей я запомнил навсегда.
